– МУР, – многозначительно поднял палец Рощин. – Школа.
– Нас учат, – сказал Игорь, – что в каждом человеке есть зацепка, есть болевая точка в душе. Ее только надо найти, нащупать. У нас есть большие мастера на этот счет.
Игорь умолк. Он не привык много говорить на такие общие темы. И вообще ему показалось, что он расхвастался, и сразу же рассердился на себя за это.
…Ночь Игорь провел беспокойно.
Ждать – это самое трудное и нервное дело. А тем более ждать сложа руки. Кажется, все сделано, что возможно. Игорь ничего не упустил. И остается только ждать. И надеяться. Прилетит – не прилетит, появится – не появится. Правда, тут магнит сильный – месть и любовь.
Кажется, тянет его к той женщине, тянет, тянет. А прийти к ней непросто, путь-то закрыт, тут побороться надо и отомстить тоже. Это все Смолякову по характеру, по вкусу. Ну, а если все-таки не появится он здесь? Если у него вдруг возник другой план? А у этого бандита планы могут быть только опасные. Как тогда помешать ему, как его искать, где? Больше пока искать его негде. Пока. До нового его преступления, до новой беды. Только тогда снова появится его след. С ума сойти можно от этой мысли. Нет, надо еще что-то делать, надо думать, думать, думать…
Игорь беспокойно ворочался в постели и не мог заснуть. Ему было жарко под тонким одеялом, душно, неудобно лежать. Среди ночи он встал, выпил тепловатой, невкусной воды из графина. Что это за вода такая здесь?
Потом выкурил у окна сигарету. Какое-то серое, противное небо было, ни луны, ни звезд. Он снова лег в постель и закрыл глаза. Что, интересно, делает сейчас Лена?
Тьфу, черт! Да спит она, в Москве тоже ночь. Так, с мыслью о Лене он и уснул, наконец.
Утром Рощин поинтересовался:
– Ну, как спал?
– Нормально, – буркнул Игорь.
– Да, – согласился Рощин, – ночь прошла спокойно. Не появился твой красавец, – он повертел в руках одну из фотографий, лежащих на столе, и добавил: – Страшноватая рожа, что ни говори.
Игорь покосился на фотографию.
– В тюрьме снимали.
Смоляков смотрел прямо на него. Круглое лицо, губастое, широко расставлены глаза, узкий, в морщинах лоб, короткий, темный ежик волос, бородавка справа возле широкого носа. «Волосы-то уже отросли», – подумал Игорь. Смоляков смотрел на него зло и упрямо. И от этого взгляда Игорю стало не по себе.
– Ладно, – хмуро сказал он, отбрасывая фотографию. – Давай, Никита, думать. Ничего мы с тобой не упустили?
– Вроде, ничего.
– А у санатория люди дежурят?
– А как же.
– Проверил бы. Я их не знаю.
– Проверю, проверю. На этот счет не беспокойся.
– Он опытный, Смоляков. Учти.
– Мы тоже опытные.
– А какие еще входы есть в санаторий, посмотрели?
– Слушай – сочувственно сказал Рощин. – Да не волнуйся ты так. Все посмотрели. Все в порядке. Только бы он появился.
…И Смоляков, наконец, появился. Совсем не там, где его ждали.
Неожиданно позвонил Зарубин.
– Игорь? – глухо спросил он.
– Я, я. Чего звонишь?
– Приезжай. Дело есть.
– Еду.
Игорь примчался через полчаса. Зарубина он нашел у того же сарая, что и вчера. Он сидел на скамейке какой-то взъерошенный, сутулый и, опираясь локтями на широко расставленные колени, смотрел в землю, словно что-то потерял в траве возле ног. Во рту была зажата дымящаяся сигарета.
– Ну, что случилось, Иван? – спросил Игорь, слегка запыхавшись и усаживаясь рядом на скамью.
Зарубин вздохнул, откинулся на спинку скамьи и вынул сигарету изо рта.
– Письмо получил, – процедил он, доставая из кармана мятый конверт.
Игорь прежде всего внимательно осмотрел сам конверт.
– Так… Местное. Уже хорошо… Отправлено вчера… – медленно говорил Игорь, крутя конверт в руках. – В одиннадцать часов… С центрального почтамта… Там, видимо, и писал его… Ну, посмотрим, чего написал.
– Придти велит.
– «Велит». Он тебе не хозяин.
Игорь достал письмо. Это был сложенный вдвое зеленоватый бланк для телеграмм. Кривые строчки шли поперек печатного текста. Смоляков писал:
«Здорово, дружок закадычный Иван. Поклон тебе от дружка Фени. Желаю встретиться. Приходи в субботу в парк у моря, в двенадцать дня. Там открытая кафушка «Золотой маяк». Ждать буду. Не придешь, умоешься.
Феня».
– Феня – кличка его? – спросил Игорь.
– Ага.
– А суббота у нас завтра, так?
– Так. Мне идти или как? Охота взглянуть.
– Не боишься?
– Я его бил, – нахмурился Зарубин. – Под нарой у меня сидел.
– Выходит, он тебя бояться должен?
– Посчитался, – коротко ответил Зарубин и невольно пощупал какое-то место у себя на животе под рубахой.
– Нож? – спросил Игорь.
– Напильник.
– Опасно.
– Ничего. Я живучий.
– Простил ты его все-таки?
– Он потом сам себя чуть не кончил. Рядом в санчасти лежал.
– Значит, дружками вышли?
– Вроде того.
– А Марину, выходит, ты у него увел?
– Я за нее заступился.
Игорь чувствовал, сложный узел отношений связывал этих трех людей, этот лишь на первый взгляд заурядный треугольник. Все тут было трудно и необычно: и любовь, и смерть шли здесь рядом. «Интересно, – мелькнуло вдруг в голове у Игоря, – что думает обо всем этом сама Марина?» Впрочем, сейчас это уже не имело значения.
Так, во всяком случае показалось Игорю. И тут он чуть не совершил крупной ошибки.
– Ну, так чего, идти или нет? – спросил Зарубин сердито и нетерпеливо. – Или не доверяешь? Тогда прямо, говори.
– Пойди, Иван, пойди, – задумчиво согласился Игорь. – На всякий случай посмотрим, чего такое он тебе скажет. Место знакомое?
– Знакомое.
– Ну, а мы подготовим встречу. Марина ничего не знает?
– Нечего ей знать.
– Правильно. Живете вы тут, на территории?
– Ага. Второй корпус, для персонала.
– Дома Марина?
– Дома. Запретил уходить. С территории.
– Слушается?
– Слушается. Я тут к одному случаю придрался, – Зарубин хмуро усмехнулся.
– Ладно. Выходит, сюда он не придет. Что ж, подождем субботы. А так все по-старому. С территории ни шагу. Договорились?
– Ага.
– Эх, Иван, – неожиданно вздохнул Игорь. – Видишь, как жизнь складывается? Ее только выпусти из рук, только расслабься. Унесет, как ветром.
– Только дурной ее из рук выпускает, – кивнул Зарубин, глядя куда-то перед собой. – Вот и я дураком был. Выпустил.
– А сейчас что думаешь?
– Сейчас у меня Марина есть. О ней думаю.
– А кто у тебя еще есть?
– Мать, – вздохнул Зарубин и, поменяв позу, вытащил сигареты и закурил, потом будничным тоном закончил. – Отец. Сестренка.
– Где они?
– Да недалеко, в Херсоне. Моряк отец.
– И до сих пор плавает?
– А чего? Ему сорок восемь всего. И матери столько. В порту работает, в бухгалтерии. Ну, сестренка школу кончает.
– Что ж ты к ним не вернулся?
– Нельзя было, – сдержанно произнес Зарубин.
– Это почему? – удивился Игорь.
– Я уже с Мариной был.
– Ну, и что?
– Отказались ее принять.
– М-да… – покачал головой Игорь точно так, как делал это Цветков. – Что же, и письма, выходит, не шлешь?
– Почему? Пишем. Но вместе и я теперь жить не хочу. И Марина. Потому, силы свои проверить надо, понял? Сам на ноги встану. Руки есть, силы есть, ну, и совесть, оказывается, тоже есть. Не пропаду. Но, однако, пять лет тю-тю. Нагонять надо.
– Как чувствуешь, навсегда завязал?
Такой вопрос серьезно можно задать, только достигнув определенной степени доверия, взаимного доверия и расположения. Игорь это знал.
– Навсегда, – кивнул Зарубин. – Марина, ведь, со мной.
– А у нее кто еще есть?
– Никого. Сиротой росла, у тетки. А тетка померла в прошлом году. Хоронили ее. Очень Марина переживала.
Некоторое время они сидели молча, и нисколько не было тягостным это молчание для обоих. Потом Игорь, спохватившись, посмотрел на часы и торопливо простился.
– Надо действовать, Иван. Нельзя расслабляться, – усмехнулся он. – Значит, все мы, кажется, обговорили. Завтра ты идешь, так?
– Так.
– Ну, пока.
И Игорь заспешил в Управление. Однако он и предположить не мог, что задумал на этот раз Смоляков.
В тот же день в Москве, в кабинете Цветкова, состоялся неприятный разговор.
Цветков вызвал к себе Усольцева.
С нехорошим предчувствием шел Виктор Усольцев в кабинет начальника отдела. Успокаивала только мысль, что главный его враг, этот чертов Откаленко, уехал в командировку. Уж он бы наговорил, будьте спокойны. Но события на даче, о которых Усольцев знал, и, главное, присутствие там Коменкова, с которым так неудачно он провел встречу, сулили неведомые пока неприятности, это Виктор ощущал «печенкой», как любил он отзываться о своих предчувствиях. Тем более арестован этот проклятый Димочка Шанин. И Лосев его уже допрашивал.Но как Усольцев ни старался, узнать результаты допроса не удалось. Лосев молчал.